Выход из лабиринта

Дэвид Боуи. Фото: Jimmy King

«Моя смерть выжидает, словно старый повеса - такой уверенный, что я пойду тем же путём, насвистывая ему и уходящему времени…»
Дэвид Боуи. My death

Даже некоторые из тех, кто относится к Дэвиду Боуи с почтением, легко соглашаются с тем, что он был одним из многих. Очередной покойник из Зала славы рок-н-ролла. Потом, правда, кто-нибудь вспоминает, что его признали «самым влиятельным музыкантом ХХ века». Но это только больше всех запутывает и начинает раздражать. Раздаются голоса, называющие имена других музыкантов и композиторов ХХ века, казалось бы более знаменитых. То же самое происходит, когда начинают обсуждать вокальные данные или кинороли. Боуи ведь не был ни гениальным вокалистом, ни гениальным театральным или киноартистом. Так кем же он был?

«Крутой маршрут»

«Здесь полно дверей, но ты их не видишь», как говорится в сюрреалистическом фильме-сказке Джима Хенсона «Лабиринт», где Дэвид Боуи* сыграл короля гоблинов Джарета. Героиня «Лабиринта» первоначально бежит по длинному коридору без ответвлений. Справа и слева она видит только стены, хотя вокруг неё целый запутанный лабиринт.

Британец Дэвид Боуи (он же – Дэвид Джонс) не в сказке, а в жизни был одним из тех немногих, кто не только видел вокруг себя бесчисленные двери, но и постоянно бесстрашно входил в них. Открывал новые пространства. Для себя и для других. И не только в рок-музыке.

Боуи не раз говорил, что «не принадлежит рок-н-роллу», а себя называл коллекционером, рассказчиком, сочинителем. Он вообще себя старался не ограничивать и записывал пластинки с музыкой Сергея Прокофьева или зонги Бертольда Брехта.

Было ощущение, что он знал всех знаменитостей, и все знаменитости знали его. Бинг Кросби, Фрэнк Синатра, Элвис Пресли, Джон Леннон, Фрэдди Меркьюри, Пол Маккартни, Мик Джаггер, Роберт Фрипп… Жанры значения не имели. Пост-панк, эстрада, фри-джаз, соул, фанк, электронная музыка…

Поклонникам Боуи всегда было важно, что он читает. Так появился список 100 важных для Боуи книг, среди которых чего только нет, включая «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург и исследование «Трагедия народа: русская революция 1891–1924» Орландо Файджеса. К России Боуи вообще относился с большим интересом. Боюсь, что с тем же интересом Боуи читал книгу психотерапевта Рональда Лэнга «Расколотое «Я»» - про парадоксальный внутренний мир шизофреников.

Да, Боуи любил читать исторические, социальные и культурологические исследования. Но он ещё и сам входил в историю, социологию и культурологию. И теперь изучают его самого.

Возможно, Боуи за последние полвека повлиял на западный мир (к которому мы тоже отчасти принадлежим) больше, чем кто-либо другой. Речь не только о музыке. Речь о современной культуре в широком смысле. Кино, литература, мода… Одежда, причёски, манеры 80-х годов во многом сформированы тем, что пришло когда-то в голову Дэвиду Боуи и окружению, с ним связанному.

Значительная часть современного кинематографа связана с тем, что внедрял в массовую культуру Дэвид Боуи. Тим Бёртон, Дэвид Линч, Джонни Депп… Перечислять можно долго. Слушаешь музыку Анджело Бадаламенти из «Твин Пикс» и вспоминаешь композицию Warszawa, которую Боуи сочинил вместе с Брайаном Ино. Боуи вообще был мастером не только эпатировать, но и заключать творческие союзы. Это было неизбежно при его образе мышления.

Страна, называвшаяся СССР, влияния Боуи тоже не избежала. Причём многие о существовании Боуи даже не догадывались, но влияние всё равно испытали – опосредованно (в СССР это было через ведущие ленинградские и свердловские рок-группы, а посредниками были музыканты из The Cure, Joy Division, Japan, The Smiths – Роберт Смит, Иен Кёртис, Дэвид Сильвиан, Моррисси…).

«Мы выпили за это - за уходящее время…»

Казалось бы, только что, 8 января 2016 года, в день рождения Дэвида Боуи слушатели обсуждали его новый альбом. Он как раз вышел 8 января. В 69 лет мало кто способен не просто сочинить и записать песни, но и сделать это так, что становится понятно: никто другой, молодой и здоровый, сделать такое не в состоянии.

«Самый влиятельный музыкант ХХ века» – это звучит странно, если не сказать пошло. В конце прошлого тысячелетия опросили разных музыкантов, и они проголосовали за Боуи. Не за Шостаковича же голосовать. Не за Рихарда Штрауса… Сам Боуи когда-то предпочёл Сергея Прокофьева, в 1978 году записав альбом David Bowie Narrates Prokofiev’s Peter And The Wolf.

Впрочем, опрос, разумеется, касался только поп- и рок-музыки.

Влиятельный не значит самый лучший (хотя Боуи в чём-то и вправду был самым лучшим). Влиятельный тот, кто оказал наибольшее влияние. Тот, кому подражали больше, чем кому-нибудь ещё. И в этом смысле Дэвид Боуи был действительно самой подходящей фигурой. Стилистически он объединял потоки и эпохи. Он был одной из центральных фигур не только рок-музыки, но и своего времени. Это тем более удивительно, что, кажется, Боуи не стремился занимать центральное место.

Скорее, он тяготел к краю, к авангарду.

А потом Дэвид Боуи умер. («Моя смерть выжидает, // словно библейская истина // на похоронах моей юности, // мы выпили за это - за уходящее время…») Его смерть дождалась своего.

А в Россию, точнее в СССР, он приехал почти так же, как это сделал много лет спустя Солженицын. Проехал её насквозь. Но сделал это бесшумно. В 1973 году, возвращаясь из японских гастролей, проделав путь на поездах через всю страну – с Дальнего Востока до Москвы.

Боуи был первым западным музыкантом такого уровня, связанным с рок-музыкой, кто оказался здесь. И эта поездка произвела на него сильное впечатление. В свою очередь фотографии Боуи, сделанные в советских поездах, тоже производят сильное впечатление. Тогда же он дал и свои первые в СССР концерты – под акустическую гитару для проводниц.

Картина «Дэвид Боуи, играющий в снежки на станции Ерофей Павлович»… Что может быть фантасмагоричнее и эпичнее?

Итогом той поездки стал альбом Station to Station («От станции к станции»), появившийся в 1976 году, в год следующей поездки Боуи в СССР. («Изгибающийся ручеёк // Стремится в океан, затерянный во мне».)

Какой-то журналист назвал Дэвида Боуи музыкальным хамелеоном. Это свидетельство того, что Боуи пытались воспринимать, прежде всего как музыканта. И если он менял стили, то в этом видели только попытку подстроиться под меняющиеся вкусы публики.

В действительности Боуи в первую очередь был артистом.

Кто будет называть театрального и киноартиста, играющего королей, полицейских, водопроводчиков, фашистов и чертей, хамелеоном? В таком случае все артисты – хамелеоны. В этом суть профессии – менять обличья, стараясь во всех быть убедительным.

Боуи таким же образом менял музыкальные обличья (а не только причёски, одежды…).

Итак, Боуи был артистом (имеются в виду не только его работы в драматическом театре на Бродвее или в кино). Глупо играть всю жизнь одного Гамлета. Глупо, потому что смертельно скучно. Поэтому он сыграл много ролей. И ему, и нам скучно точно не было.

«Кое-что случилось в день его смерти»

Но было кое-что, неизменно проступающее сквозь стены бесчисленных стилей. Что бы ни звучало: индастриал, джангл, соул, новая волна, глэм-роковая баллада… За всем этим явственно слышалось то, что присуще только Дэвиду Боуи. Это трудно обозначить одними словами, даже если это будут только слова, написанные самим Боуи. Здесь нужна ещё и его музыка. Но если уж совсем упростить, то можно сказать, что он сочинял песни о бесконечности вселенной и о космическом одиночестве.

Первой вещью, которую я услышал, была Space Oddity. Винил был куплен в Эстонии, в музыкальном магазинчике на улице Пушкина в Нарве. Стоил недорого (если не считать штрафа за неправильную парковку автомобиля). Советский Союз тогда ещё не распался, но всё шло к тому… Та песня 1969 года, конечно, тоже была о космосе, точнее, о нештатной ситуации, которая в космосе произошла.

Пришло время покинуть капсулу, если рискнёте.

Таких нештатных ситуаций в биографии и творчестве Боуи было множество. И капсулы он всегда покидал, неизменно рискуя.

А моё время дико быстро бежало
По миллионам тупиковых улиц,
И каждый раз, когда я думал, что чего-то добился…

Нет, не надо думать о том, то ты чего-то добился. Это мешает двигаться дальше.

Одна из главных его песен – Changes («Перемены»). Боуи нужны были перемены как мало кому ещё.

Обернитесь и столкнитесь со странными
Переменами!

Неплохой девиз, но он явно не для всех. Большинству перемены не нужны. Даже если людям плохо, они боятся, что после перемен станет ещё хуже.

Время может изменять меня,
Но мне за временем не угнаться.

Хотя некоторые уверяют, что Боуи всё же влиял на время (разрушал Берлинскую стену и т.п.). Он многое угадывал, предчувствовал и внедрял. Это были такие времена, когда поп-культура глубоко внедрилась в жизнь.

С Боуи стали брать пример. Но, не имея его талантов, его сверхчувствительности, люди заимствовали в основном лишь что-то внешнее. Это был чистой воды постмодернизм.

Постмодернизму чужда пронзительность, которая есть в песнях Дэвида Боуи.

Я смотрю, как меняется рябь на воде,
Но никогда не покидаю поток тёплого непостоянства.

Хороший образ: тёплое непостоянство. Но насколько тёплое?

Космическое одиночество не может быть слишком тёплым. За всем этим должен чувствоваться космический холод. Пускай через скафандр, но чувствоваться.

…А потом настало время прощаться. Боуи вывел на орбиту альбом Blackstar.

Кое-что случилось в день его смерти.
Дух возвысился и отошёл в сторону.
Кто-то занял его место и храбро прокричал:
«Я — чёрная звезда, Я — чёрная звезда».

Пришло время в очередной раз рискнуть и покинуть капсулу**.

* Дэвид Боуи (настоящее имя Дэвид Роберт Джонс, 8 января 1947, Брикстон, Ламбет, Лондон, Англия — 10 января 2016, Манхэттен, Нью-Йорк, США) — британский рок-певец и автор песен, а также продюсер, звукорежиссёр, художник и актёр.

** Дэвид Боуи вскоре после смерти в возрасте 69 лет был кремирован в США втайне от публики и в отсутствие родных и друзей. Это было сделано по его распоряжению. Он объяснил жене и сыновьям, что не хочет проведения церемонии похорон, шоу и фанфар. Прах Дэвида Боуи захоронен в секретном месте, известном лишь его ближайшим родственникам. При жизни Дэвид Боуи дал распоряжение о том, что не желает, чтобы существовали его могила или мемориал. Он хотел, чтобы его помнили не как монумент, а за то, что он сделал в своей жизни. После ухода Боуи остался большой каталог его неизданных произведений, которые можно выпускать в течение многих лет.