Лавровый лист

Евгений Водолазкин: «Если власть ищет диалога с писателями, значит, литература возвращается»

«Вы мои верные друзья по борьбе с плотью, – сказал Арсений комарам. – Вы не даете плоти диктовать мне свои условия.
На берегу реки Великой, где стоял монастырь, комаров было множество».
Евгений Водолазкин. Лавр.

Лауреат премии «Большая книга»-2013 Евгений Водолазкин1 приезжал в Псков в том числе и для того, чтобы сказать: «У нас тоже есть свои монстры».

Лауреат премии «Большая книга»-2013 Евгений Водолазкин.

Те, кто в этом сомневался, мог, придя на филологический факультет Псковского государственного университета 15 мая 2014 года, удостовериться, что Россия не лыком шита, и у нас, в том числе и в Пскове, свои монстры тоже имеются. Их не может не быть. Лекция доктора филологических наук Евгений Водолазкина так и называлась: «Монстры средневековья».

«Чужие не могут выглядеть так, как свои»

Евгений Водолазкин, разумеется, более известен как писатель, автор романа «Лавр», чем как «специалист по монстрам». Однако в том же «Лавре» монстры тоже упоминаются.

Герои неисторического романа «Лавр», действие которого происходит в средневековье, читают «Александрию» - книгу о походах Александра Македонского.

Представления о дальних странах у средневековых людей были причудливые: «Так, выяснялось, что, прибыв на Восток, Александр обнаружил там диких людей. Рост их составлял две сажени, а головы (рука Арсения на голове волка) были косматы. Через шесть дней в глубине пустыни Александрово войско встретило удивительных людей, имевших каждый по шесть рук и по шесть ног».

Свою лекцию Евгений Водолазкин начал с того, что лишний раз всех успокоил, сообщив: «У нас тоже есть свои монстры».

Водолазкин имел в виду, что не только на средневековом Западе, но и на Руси - достаточно взглянуть на иконы - без монстров не обошлось. Ведь что такое монстр? Монстр (фр. monstre) – это тот, кто резко отличается от большинства, чудовище, урод.

Чем неустойчивее знания, тем вольнее воображение – и тем оно уродливее.

«Этот сюжет хорошо известен по романам Умберто Эко», - напомнил лектор, но пример привёл не из Умберто Эко (с которым Водолазкина с некоторых пор принято сравнивать), а из Александра Островского, из пьесы «Гроза», в которой Феклуша рассказывает о земле, где «все люди с пёсьими головами».

После лекции я поинтересовался у Евгения Водолазкина: можно ли считать монстрами наших русалок и кикимор? Или монстры – это только сирены, сирины, мантикоры и прочая экзотика?

«Можно», - с уверенностью ответил Евгений Водолазкин.

Святой Христофор. Икона. Первая половина XVII в. Государственный музей-заповедник «Ростовский Кремль».

Тем не менее, из лекции доктора Водолазкина следовало, что монстры в большом количестве «поселились» на Руси благодаря переводам иностранных авторов – Георгия Амартола2 и других.

«Ничего хорошего такие существа городам не несли, - сказал Евгений Водолазкин. - То есть если где-то поблизости появлялись монстры – жди неприятностей».

Неприятностей и вправду в Средние века хватало.

Упомянутая «Александрия», особенно её вторая редакция, значительно расширила на Руси представления о монстрах – за счёт сказаний об Индийском царстве.

Представления средневековых людей о дальних странах и их жителях и без того были диковаты, но усилиями переводчиков и переписчиков количество монстров ещё увеличилось (например, люди с птичьими головами появились от созвучия с греческим словом «обезьяна», а Сцилла вообще стала Псыней).

Средневековому человеку проще было вообразить не каких-то обезьян, а людей с птичьми головами. Они напоминали современные ростовые куклы, которые используются почти на любом массовом гулянии.

Несколько подробнее Евгений Водолазкин остановился на образе святого Христофора, которого часто изображали с собачьей головой (почему-то сразу пришла на ум недавняя псковская постановка «Графа Нулина»3 , где на сцене появляются люди с козлиными головами).

Автор «Лавра» объяснил, откуда у Христофора собачья голова: из Египта. «Христианство – религия не футуристическая», - дважды подчеркнул он.

Имелось в виду, что христианство многое черпало из предшествующих религий, в том числе и из древнеегипетской, где бог Анубис4 на своих плечах преспокойно носил шакалью голову и чувствовал себя неплохо. Так что святой Христофор – это в некотором смысле преемник Анубиса, проводник в загробный мир.

Здесь на экран вывели изображение иконы святого Христофора, и находившийся в университетской аудитории настоятель Любятовской церкви о. Владимир Попов сообщил, что похожая икона с пёсьей головой, изображающая святого Христофора, имеется и в его храме.

Евгений Водолазкин вызвался посетить этот храм и посмотреть на икону. И это лишний раз подтверждало и без того очевидное: у нас в Пскове есть свои монстры (в более поздние времена святому Христофору пытались придать более божеский - человеческий - вид, зарисовывая пёсью голову и заменяя её чем-то менее угрожающим, допустим, головой Дмитрия Солунского5 ).

Блемии - в средневековых бестиариях племя безголовых людей с лицами на груди. Марко Поло утверждал, что они существуют на таинственных, далеких землях. Считалось, что это племя не имеет мозгов и живёт в Африке, к югу от Египта.

Евгений Водолазкин ещё раз обратил внимание на то, откуда брались представления о чужеземцах: «Чужие не могут выглядеть так, как свои».

Монстры рождались в самых тёмных углах сознания.

Подобный подход – с оговорками, – сохранился и до нынешних дней. Это такой античный взгляд на вещи. Есть греки, а есть варвары.

Проживший пять лет в Германии, в Мюнхене Евгений Водолазкин не раз наблюдал, какие превратные представления бывают у немцев о жителях не такой уж далёкой России.

Впрочем, дикие представления о дальних и ближних странах существуют и у наших соотечественников, живущих в России. Некоторые из них уже твёрдо уверены, что на Западе всем управляют бородатые женщины.

«Миф идёт туда, где его ждут», - как сказал Евгений Водолазкин, подводя итог своей лекции о средневековых монстрах.

«Возвращение к невымышленной действительности»

Сциопод. Этих одноногих существ тоже причисляли к жителям Индии. Сциоподы прикрывались своей единственной огромной ногой от дождя и солнца, их изображения встречаются и на средневековых рисунках и барельефах. Миниатюра из библии Мазарини. Франция, ХV век.

А на следующий день там же, на филологическом факультете, состоялась встреча Евгения Водолазкина с читателями его художественных произведений.

В течение этих двух дней писатель не раз подчёркивал: «Я очень люблю Псков. И это, надеюсь, очевидно из текста романа «Лавр». Доказательством этого является то, что одним из главных героев романа является Псков».

Представлявший Евгения Водолазкина псковским читателям литературный критик и большой почитатель творчества Водолазкина Валентин Курбатов (живущий на Завеличье) сказал: «Я перечитываю этот роман раз, наверное, пятый».

Средневековое Завеличье у Евгения Водолазкина в романе «Лавр» описано так: «В домах Завеличья стоял дым, смешанный с паром. Там сушилась одежда и кипели щи. Там били детей, кричали на стариков и совокуплялись в общем для всех пространстве избы. Перед едой и сном молились. Иногда сваливались спать без молитвы – наработавшись до потери сил. Или напившись. Ноги в сапогах забрасывали на подложенную женами ветошь. Громко храпели. Вытирали текущие во сне слюни и отгоняли мух. Со звуком терки водили рукой по лицу. Матерно ругались. С треском портили воздух. Все это не просыпаясь».

Сравните с тем, каково Завеличье сейчас. Найдите три отличия.

Книга «Лавр» пока издана в трёх странах – в Италии, Сербии и Македонии. «Лавр» переводится на 16 языков. В одной только Великобритании на издание романа претендовало 11 издательств.

«Я знаю, что ваш роман ругали за нецензурные слова, за упоминание Комсомольской площади. А за что ещё его ругали, и вообще, понимают ли вас литературные критики?» - задал я вопрос Евгению Водолазкину. – «Ругали за одно нецензурное слово», - уточнил лауреат премии «Большая книга». – «Да, за одно. И за одну Комсомольскую площадь». – «История критики этого романа очень интересна, - продолжил ответ Евгений Водолазкин. - Критики и писатели первого ряда очень хорошо восприняли этот роман, и это шло по нарастающей до вручения «Большой книги». После получения «Большой книги» начался обвал – полный. Меня ругали за то, за это… Критики, блогеры… Писатели говорили, что так писать нельзя, что меня удивило. На мой взгляд, писатель должен писать, а критик, конечно, должен критиковать… О том, что ругали за Комсомольскую площадь, я слышу впервые, но странно, что она в Пскове существует, что существуют, как и в любом городе, улицы Розы Люксембург и Карла Либкнехта. У меня кроме Платонова, никаких ассоциаций это не вызывает. Я только что был в Тюмени. Университет там стоит на улице Ленина, бывшей Спасской…» - «У нас тоже!» - раздались радостные голоса в зале. «Тоже на бывшей Спасской?» - «Нет, на улице Ленина». – «Я даже не хочу критиковать Ленина, - продолжил Евгений Водолазкин. – Тем, кто хочет понять – давно понятно, а тот, кто не хочет… Это вопрос веры, нельзя человека бить по голове ежедневно. Но постройте свою улицу и назовите. Не делайте за счёт наших предков… Кругом столько прекрасных названий, стоящих под спудом страшных названий. За что мы наказываем другие эпохи? Это строилось не как Комсомольская площадь. Это вообще-то в Пскове кладбище было. Это вопрос не переименования, а возвращения. Возвращения нашей истории».

Здесь важно сделать два уточнения. Улицу Карла Либкнехта в Пскове уже переименовали – в улицу Воеводы Шуйского, а претензия, связанная с Комсомольской площадью, касалась не самого упоминания, а контекста. В романе Водолазкина сказано: «/…/ в пальто, ответил Фома. Ты спрашиваешь о второстепенных вещах. А я скажу тебе о главном. Возвращайся в Завеличье, где на будущей Комсомольской площади стоит монастырь Иоанна Предтечи». То есть часть читателей всё-таки заподозрила Евгения Водолазкина в постмодернистской игре. Ведь не мог же на самом деле юродивый в XV веке говорить «на будущей Комсомольской площади».

О том же самом напомнил и Валентин Курбатов, когда вначале встречи привёл слова недоумённых читателей: «Как может юродивый посаднику говорить «Да не парься, ё-моё», как могут влюблённые в средневековой Руси ходить по лесу и пинать пластиковые бутылки»?

Псоголовый охотник из французской книги (1566 г. )

По этому поводу Евгений Водолазкин постоянно подчёркивает, что не любит исторические романы и написал совсем не исторический роман, - тем самым недвусмысленно отвечая критикам, что не стоит оценивать «Лавр» как историческое произведение о ХV веке.

Валентин Курбатов, имея в виду то же самое, произнёс: «Дмитрий Балашов не высовывал носа из ХII века, а Водолазкин – высовывает». И пишет, по выражению Водолазкина, не «об истории, а о человеке в истории».

Существенно, что кроме «человека в истории» роман «Лавр» - это «портрет русского языка во всех его стилях». Так выразился сам автор, когда объяснял псковским читателям, почему он изъяснялся в романе таким языком, а не каким-то другим. То есть он создавал «портрет русского языка, существовавшего всегда. Задача опасная и не в полной мере удавшаяся. Легко было скатиться в китч, надо было балансировать…»

В значительной мере Евгению Водолазкину удалось избежать китча и соблюсти баланс. Во всяком случае, «Лавр» меньше всего похож на типичный исторический роман. Достаточно сравнить его с романом «Стена» небезызвестного «лидера продаж» Владимира Мединского.6 Вот «Стена» – это действительно китч. Стена китча.

«Я писал не о Древней Руси, - объяснил Евгений Водолазкин свой замысел, - а о современности. Описывать современность можно двумя путями: говорить о том, что есть, или о том, чего нет».

Итак, Евгений Водолазкин выбрал то, чего нет, и описал «преданность, вечную любовь, самопожертвование».

«Я абсолютно изгоняю из себя филолога, когда пишу», - произнёс он.

Изгнание происходит до такой степени, что, бывало, во время работы писатель плакал – так ему было жалко своего героя. В общем, автор настаивал на том, что его книга – совсем не литературная игра и тем более не постмодернизм, а «настоящая литература начинается там, где непонятно как сделано».

В качестве примера бесхитростной настоящей литературы Евгений Водолазкин стал цитировать Георгия Иванова, в чьих стихах с помощью простейших рифм «создаётся волшебство»:

Что-то сбудется, что-то не сбудется;
Перемелется всё, позабудется.
Но останется эта вот, рыжая,
У заборной калитки трава.

...Если плещется где-то Нева,
Если к ней долетают слова—
Это вам говорю из Парижа я
То, что сам понимаю едва.

Мантикора - людоед с львиным телом ярко-красного цвета, человеческой головой и хвостом скорпиона,который заканчивается ядовитым шипом. Английский бестиарий, приблизительно от 1225- 1250 гг.

Но читателей по-прежнему интересовало, почему же в герои книги выбился именно Псков? За что он заслужил лавровый венок?

«Псков сохранил абсолютную свежесть, это город, который прекрасен», - ответил автор «Лавра», подразумевая литературную свежесть («У Пскова был только один конкурент – Новгород, но на Новгороде живого места нет»).

Взгляд на будущее литературы у автора романа «Лавр» чрезвычайно оптимистичен: «Мы наелись всего. Сейчас особое время, что-то изменилось. Посмотрите, какие книги стали читаться и стали звучать… До 90-х годов мы были очень глубокими людьми и прошли искушение свободы, в том числе и свободы от серьёзного чтения».

Оптимизм Евгения Водолазкина в значительной степени связан с признанием его романа. Он явно на признание не рассчитывал.

«Я был удивлён, что «Лавр» получил премию, - сказал он. - Я писал без особых надежд на успех. Если бы мне было 25 лет, то писал бы так, как надо, а теперь – так, как должен. Думал, что прочтут жена, несколько коллег, и всё на этом кончится. Так в храмах расписывались места, которые люди не видят. Я недооценивал нынешнюю Россию и состояние нынешнего общества. Я писал для себя, но был частицей того общества, которое изменилось. Оно уже изменилось. И оно стало интересоваться теми вещами, которые я как человек, занимающийся Древней Русью, знал довольно давно. И пытался писать об этом внятным языком, понятным современному человеку. Современным литературным языком со всеми его плюсами и минусами».

Оптимизм Евгения Водолазкина неожиданным образом распространяется и на современное российское общество. «Наше общество переходит к той ситуации, которую коряво можно описать как стабильность, - утверждает он. - Это стало расхожим словом, стало штампом. Видимо люди устали от потрясений. Люди устали от боёв, от истории в её внешнем проявлении. Они разочаровались в «общественной движухе» и обратились к каким-то глубинным слоям бытия. Сейчас литература снова выходит на авансцену. Это видно в самых разных проявлениях. Кого в 90-е годы волновало то, что сказал писатель? Были другие кумиры, другие приоритеты… Писателей замечает власть. Если власть ищет диалога с писателями, значит, литература возвращается. Сейчас один из центров власти – литература».

По мнению Евгения Водолазкина, «нынешнее общество перестроилось, изменилось». Он считает, что «окончилась эпоха Нового времени в литературе и искусстве».

«Сейчас будет литература совершенно другого качества, - попытался предсказать будущее русской литературы обладатель премии «Большая книга». - В конце нового времени литература стала настолько литературной… Всякое слово было уже употреблено. Пользоваться словами стало невозможно. А сейчас возникает литература совсем другого качества…»

От писателя стали требовать примера. Где эта литература?! Назовите имена! Евгений Водолазкин назвал одно: Захар Прилепин, его роман «Обитель», от которого Водолазкин пока успел прочесть треть: «Человек спокойно обращается со словом. Слово снова освобождено…».

Сам Евгений Водолазкин свой новый роман тоже написал на треть. И посвящён он всему ХХ веку.

Как человек, родившийся и учившийся в Киеве, Евгений Водолазкин, предвидя вопрос о политике, сыграл на опережение и заявил: «У меня нет политических взглядов. Это чистая правда. С каждым случаем я разбираюсь отдельно. Это такой «христианский персонализм», а политическое блюдо – это комплексный обед. Хотя я отношусь плохо к любой революции. Но телевидение убийственно, что у нас, что на Западе…»

Как раз при этих словах псковские телевизионщики как по команде встали и вышли из зала, и это было просто совпадение, но все вокруг развеселились, и больше всех - Евгений Водолазкин, который произнёс: «Какая режиссура!»

Во время встречи вспомнили Николая Бердяева и его книгу «Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы», изданную в Берлине в 1924 году.

Бердяев тогда написал: «Эпоху нашу я условно обозначаю как конец новой истории и начало нового Средневековья».

Что-то похожее в нашей эпохе видит и Евгений Водолазкин. При этом он тоже не вкладывает в понятие «средневековье» какой-то отрицательный смысл. Бердяев оценивал эпохи как «дневные» и «ночные». «Дневные» – искромётные, яркие. А «ночные» - когда человек осмысливает то, что он прожил за день, «это эпоха сосредоточенья».

Специалист по Средневековью Евгений Водолазкин считает, что мы сейчас начинаем жить как раз в «ночную» эпоху: «Литература средневековья не знала вымысла. Сейчас тоже вымысел надоел, стала популярна литература нон-фикшн. Происходит возвращение к невымышленной действительности».

Тема «невымышленная действительность» требует отдельного разговора. Что такое «невымышленное»? Ведь постмодернизм – это не только удел литературы. В современной политике постмодернизма не меньше. И если описывать эту выдуманную, вымученную реальность – то что из этого получится? Настоящее или фальшивое?

На встрече в псковском университете Евгений Водолазкин процитировал ещё одно стихотворение Георгия Иванова:

И небо. Красно меж ветвей,
А по краям жемчужно...
Свистит в сирени соловей,
Ползёт по травке муравей -
Кому-то это нужно.

Пожалуй, нужно даже то,
Что я вдыхаю воздух,
Что старое мое пальто
Закатом слева залито,
А справа тонет в звёздах.

У Маяковского кому-то нужны зажжённые звёзды, а у Иванова – вдох, старое пальто, муравей… Без них мир неполон, однобок… Тем более он неполон, когда нет героев.

Роман «Лавр» в том числе и о том, как рождаются герои, герой. И Псков к этому рождению по многим причинам оказался причастен.

Алексей СЕМЁНОВ

1. Евгений Водолазкин - российский литературовед и писатель. Окончил филологический факультет КГУ им. Т. Г. Шевченко. С 1990 года работает в Отделе древнерусской литературы Института русской литературы РАН (Пушкинский дом). Доктор филологических наук (2000, диссертация «Всемирная история в литературе Древней Руси (на материале хронографического и палейного повествования XI—XV вв.)»). Опубликованный в 2009 году роман «Соловьёв и Ларионов» вошёл в шорт-лист премии «Большая книга» (2010). Следующий роман, «Лавр», был удостоен этой премии в 2013 году, получил также премию «Ясная Поляна» и премию конвента «Портал».

2. Георгий Амартол (Георгий Монах, IX в.) – византийский летописец, монах, автор популярной в Византии и на Руси «Хроники», излагающей всемирную историю от сотворения мира до 842 года. Георгий назвал себя в заглавии хроники «Амартолом» (по-гречески — «грешником»). Хроника охватывала период мировой истории от сотворения мира до восстановления иконопочитания поместным Константинопольским собором 842/43 гг. Хроника Георгия Амартола переведена на славянский язык в XI в.

3. См.: А. Семёнов. Двадцать одно // «ПГ», № 6 (678) от 12-18 февраля 2014 г.

4. Анубис (греч.), Инпу (др. – егип.) - божество Древнего Египта с головой шакала и телом человека, проводник умерших в загробный мир. В Старом царстве являлся покровителем некрополей и кладбищ, один из судей царства мертвых, хранитель ядов и лекарств.

5. Дмитрий Солунский - христианский святой, почитаемый в лике великомучеников. Пострадал во время правления императора Диоклетиана.

6. А. Семёнов. Мусорное дерево // «ПГ», № 46 (618) от 28 ноября - 4 декабря 2012 г.